Сегодня я хочу порассуждать о нашем раннем детском опыте в контексте теории Мелани Кляйн.

Именно она определила, что отношения младенца и очень маленького ребенка с матерью и другими близкими людьми, являясь непременным условием его физического выживания, становятся определяющими в развитии его личности, в формировании собственного стиля межличностных отношений.

Отношения ребенка с матерью, реинкарнированные в отношениях пациента с аналитиком, были центром теории Мелани Кляйн и центром ее лечебной техники.

По ее мнению, во влечении изначально заключено представление об объекте, которое разворачивается в форме ранних бессознательных фантазий, которые привязывают к объекту интенсивные импульсы влечения.

Одна из этих фантазий, о вариациях которой я бы хотела порассуждать сегодня – это фантазия о хорошей и плохой груди.

Мелани Кляйн писала о том, что стадии психо-сексуального развития не являются сменяющими друг друга в хронологическом порядке этапами, а присутствуют у каждого младенца в момент рождения в качестве тенденций, зернышек, которые прорастут, попав в подходящие условия. Таким образом, ранние стадии Эдипа могут проживаться младенцем еще при кормлении грудью. Тогда же, соответственно, возникает раннее СуперЭго.

Благодатной почвой для прорастания зернышек ранней сексуализации, эдипизации является глубокая оральная неудовлетворенность в диадных отношениях с матерью, а точнее – с парциальным объектом – грудью. Важно понимать, что кормящая ребенка и находящаяся с ним в диадных отношениях женщина – это женщина, в психике которой постоянно присутствует отец ребенка. То есть диада – это отношения ребенка и «матрешки» - матери с отцом в голове.

• Мы знаем, что присутствующая у лица младенца – кормящая, любящая, согревающая, заливающая сладким молоком, создающая ощущение уюта и безопасности – это хорошая грудь.
• А отсутствующая, причиняющая боль голода и отчаяние одиночества и беспомощности – это плохая грудь, преследующая.

В своих фантазиях ребенок старается удерживать плохие и хорошие объекты раздельно, чтобы «плохие» не портили «хороших».

Инстинкт смерти, присущий младенцу изначально наряду с влечением к жизни, заставляет его бояться быть разрушенным изнутри собственной агрессией (тревога аннигиляции). Малыш проецирует свою агрессию на преследующую грудь и таким образом снижает тревогу саморазрушения.

Эго расщепляется в отношении к объекту и интроецирует хорошую грудь, создает из нее внутреннюю опору, источник довольства и безопасности. Хорошая грудь служит ребенку защитой от плохой. Хорошая грудь, благодарность и вина перед ней сдерживают агрессивные импульсы ребенка, помогают их контролировать.

Когда ребенка кормит «достаточно хорошая мать», которая внимательна к младенцу, сосредоточена на нем во время кормления, преисполнена нежности и заботы и принадлежит в это время только ему, создавая «один мир на двоих», в котором младенец учится осознавать себя любимым и значимым (период первичного нарциссизма) – контакт с «хорошей» грудью становится отношениями любви и понимания, время кормления – периодами довольства, комфорта, счастья.

И это сильно отличается от контакта с «плохой, преследующей» (отсутствующей) грудью. Младенцу легко осуществить расщепление между плохим и хорошим объектом, защититься от тревоги аннигиляции, заложить основу принятия дуальности бытия,

В процессе взросления ребенок обретает способность видеть объект целостным и преодолевает расщепление, интегрирует материнский объект, сдерживая свою агрессивность виной перед ним. Это здоровый процесс.

Что же происходит в тех случаях, когда «хорошая» грудь не такая уж и хорошая?

Это происходит, когда во время кормления мать фактически не обращает внимания на ребенка, механически наполняет его молоком, но эмоционального контакта не происходит. Или этот контакт происходит как проявление скрытой или явной враждебности матери к младенцу.

Мать пребывает в своей собственной реальности, в которой ребенку нет места.

• Она может быть одержима мыслями об отношениях с отцом малыша, которые разрушены или находятся под угрозой. Ребенок ей безразличен или становится проекцией своего отца, вызывает тревогу и агрессию.
• Или наоборот, мать переполнена страстью к этому мужчине, находится во власти сексуальных фантазий о нем, отношения с младенцем не нужны, он лишь досадная помеха на пути реализации сексуальных отношений, мать хочет, чтобы он скорее насытился и уснул, оставил в покое, «умер».
• Кормящая мать может быть охвачена раним конфликтом со своей собственной матерью, спроецированным на ее отношения с ребенком. В этой ситуации реального младенца для нее тоже не существует.
• Ребенок может возбуждать мать сексуально и перверсно использоваться ею для собственного удовлетворения.
• Мать может быть «мертвой» по Андре Грину, находиться в депрессии, послеродовой или по поводу утраты кого-то из близких, может быть затоплена тревогой, переполненной влечением к смерти, и молоко, которым она кормит, также наполнено этим влечением. Молоко становится горьким, ребенок отказывается от груди.

Во всех этих вариантах само кормление, которое должно было бы быть опытом общения с хорошей грудью, становится переживанием одиночества, отверженности, безысходности, использования.

Если «плохой» опыт младенца преобладает над «хорошим»,
если «хорошего» опыта фактически нет, а есть только варианты «плохого»,
у него усиливается агрессия в форме влечения к смерти, которое вступает в конфликт с влечением к самосохранению.

Тревога аннигиляции в расщеплении не преодолевается, поскольку не происходит расщепления как такового, хороший объект не формируется и, соответственно, не интегрируется. Агрессия не сдерживается виной перед хорошим объектом, остается неконтролируемой и чудовищной в восприятии самого ребенка.

Итак, ребенок рождается с идеей о хорошей груди.
Знает откуда-то, какая она должна быть, чего от нее следует ожидать. Это явление можно называть архетипическим знанием, тенденцией или пре-концепцией. Ясно одно – это знание есть.

И если разрыв между этим знанием и реальностью оказывается непреодолимо резким, под угрозу ставится формирование первичного нарциссизма, у ребенка не формируется «океаническое чувство», характерное для фазы всемогущества. Его обманули и обокрали.

И начинается поиск «недоданного» всемогущества, способа заполнить дыру в ядре первичного нарциссизма, выстроить ступеньку, необходимую для развития личности. На место хорошей груди интегрируются другие бессознательные фантазии-заменители, с помощью которых ребенок пытается осуществить необходимое ему расщепление.

Все это приводит в дальнейшем к серьезным нарушениям при формировании собственных межличностных отношений, прежде всего любовных. Проявлениями могут быть гомосексуальность, одиночество, формирование деструктивных отношений. Для преодоления которых понадобится длительная психотерапия…