- Ты прекрасно знала, что твои действия являются нарушением/
- Да.
- И ты позволила к себе прикоснуться?
- Да.
- И что, позволь спросить, было дальше?
- Я заплакала.
- От стыда?!
- Нет... От одиночества.
/  Х/ф "Под маской жиголо"

Иногда особо молчаливые люди очень многое могут сказать о себе, рассказывая о своих снах.

В своей иносказательной, образной манере сон может быть таким тайным окном в душевный двор.

Так же и симптом, мучительное переживание может казаться полностью абсурдным, бессмысленным с точки зрения холодного рассудка, но очень выразительным и многое значащим, если воспринимать его как символ.

Одно пронзительное письмо как-то влетело в почтовую форточку компьютерного окна и так отчаянно громко закричало о страдании. О страдании человека, который вдруг столкнулся с чем-то, с чем не было сил справиться в одиночку. С чем-то безжалостным и неотвратимым. С чем-то, с чем настолько не было сил оставаться наедине, что захотелось поделиться с незнакомцем по ту сторону глобальной Сети.

А в письме простые и частые обстоятельства:
был проездом в хмуром и одновременно прекрасном городе, до стыковочного рейса оставалось слишком много времени, решил заехать в недорогой отель. А номер в отеле оказался без окон и, по сути, под землей. Для холодного разума разницы вроде бы нет - чем дешевле, тем лучше. А для мятущейся души, оказалось, есть.

Этот номер без окон, тесный и освещенный бледным светом диодной лампочки, ощутился вдруг, как гроб. Хотя, казалось бы, откуда все в полном расцвете сил? И ощутился так явственно и реально, что нахлынуло отчаяние.

Жуткое отчаяние от осознания своего беспросветного одиночества. От осознания, что совсем не хочется из этого хмурого и прекрасного города возвращаться домой. Потому что дома особо никто не ждет. Потому что дома особо-то и нет. От осознания, что одиночество это не просто свалилось на голову откуда-то или не просто кто-то взял его и в жизнь человека помимо его воли принес, а человек к этому одиночеству долго шел в этой жизни сам.

Шел, шел и вот пришел. И то, куда пришел, вдруг так ужаснуло. Пришел через выборы, которые делал в отношениях с другими людьми. Пришел через выбор себя, каким быть в этой жизни и как ее проживать. И выбежать хочется, чтобы не оставаться в этом подобии гроба, и на улице так предательски холодно. И спать хочется очень сильно, и заснуть страшно, потому что засыпаешь совсем один. И сквозящий через все письмо вопрос: как же быть, что же со всем этим делать?

Вопрос мучительный, потому что на него одновременно и ответить хочется как можно быстрее, чтобы хоть чуть-чуть эту боль помочь унять, и страшно от понимания, что ответить на него однозначно и решительно, по правде говоря, невозможно.

Потому что столькие уже лучшие умы за всю историю пытались и столькими способами, что, казалось бы, давно пора было это страдание от одиночества изжить. Но не получается.

Вот поэт жизнелюбивый в своих текстах писал, что "лучше пить и веселых красавиц ласкать", но во время любого шумного и веселого бала можно всегда в радостной толпе увидеть того, кому взгрустнулось. И не мимолетно, а с таким глубоким осознанием в застывшем где-то в пространстве взгляде, что все это разбитное и веселое - в сути своей пустое.

Или кто-то, наоборот, шел в жизни в сторону содержательного и полезного для других, старался жить для людей, в благородном порыве посвящая всего себя, а чувство, что нет кого-то, кто бы его понимал и видел в его стремлениях, никуда не исчезало.

А кто-то посвятил себя семье и детям, цветам жизни, постаравшись в них вложить все лучшее, что только мог. А дети в трудном возрасте сказали что-то вроде: "Лицемеры вы, лицемеры, - живете совсем не так, как учите!".

Или еще того обидней - ничего такого гадкого не сказали, а просто выросли и стали в коротких разговорах по телефону говорить: "Да, мам/пап, хорошо, только прямо сейчас уже бежать надо, не могу больше говорить!..".

Или еще хуже того - вообще объективно одиночество в жизни отсутствует. И дома тепло и много, и хорошо, и в лифте тесно многолюдно, и в новом доме в хорошем районе многоквартирно. И в жизни комфортно. И в ощущениях качественно. И поводов никаких нет - а все равно одиноко. Если куда-то в себя заглянуть.

Это все к чему речь - как же не пошло и не поверхностно ответить на пронзительный крик письма? Где же рецепт?

Так, чтобы и боль помочь унять, и себе и другому не соврать. Наверное, ответ где-то в той области, что одиночество - это не только Робинзон Крузо. Это еще и данность жизненная, суть которой в том, что в какой мере мы связаны с другими ( "Человеку нужен человек" и многие другие гуманистические прозрения), в той же мере мы с другими и разделены. И ничего с этим не поделать, а может, делать и не нужно.

И переживать эту разделенность, эту невозможность соединиться, слиться с кем-то окончательно близким, чтобы всегда понимать и быть понятым, чтобы навсегда найти и навсегда остаться найденным, переживать это одиночество - это настоящая боль. И это не то, к чему ты сам пришел или пришла.

В результате всех этих "неправильных" выборов, роковых ошибок и чувства вины со всем этим связанного. К этому нельзя прийти или не прийти - это просто есть. Данность. Пожизненное состояние, от которого так многие пытаются на определенном важном переломном этапе своей жизни бежать, заглушить его, как-то исправить, что-то с ним сделать.

А в результате формального одиночества все меньше, все дальше от Робинзона Крузо - а внутреннего, глубокого, интимного, необъяснимого одиночества все больше. И все больше отчаяния. Даже если ты кого-то любишь, даже если сильно. Даже если кто-то еще сильнее любит тебя, и ты сильно любим. Никто тебе не поможет.

Но без проживания этого одиночества и отчаяния не бывает жизни. И если и есть какой-то способ, что делать с этим всем одиночеством и пустотой, то он один - не бежать от него. Тогда оно станет иным.

И ты приобретешь то, в чем нуждаешься.