Многие пользователи рекомендуют подождать хотя бы один день и только потом начинать переписку. Так вы не будете выглядеть как человек, отчаянно нуждающийся в общении.
/ Из рекомендаций по удачному общению на сайтах знакомств

На парковке у многоквартирного дома, по-шанхайски нашпигованной автомобилями под завязку, двое все никак не могут разъехаться. Потом, так и не поделив пространство, выскакивают из своих машин, чтобы очно доказать друг другу свою правоту.

Частая довольно история о первенстве, доминировании и ощущении тотальности именно своей правоты и, как следствие, невозможности уступать и договариваться.

Могла бы быть.
Но есть небольшая разница - двое оказываются молодой женщиной и средних лет мужчиной, которые еще и в придачу живут на разных этажах в одном и том же подъезде. Так что реального знакомства нет, но есть очевидное узнавание друг друга среди множества других совершенно незнакомых лиц. И дальше общение идет уже не так накаленно, как могло бы, определи они друг друга как полностью "чужих".

И вот девушка в смущении бросает: "Не такая уж я и злобная, как кажусь на первый взгляд. Видите - договорились".

На что мужчина отвечает: "Вы не злобная. Вы просто одинокая". Это при том, что, даже не зная друг друга лично, у них есть возможность наблюдать друг за другом во всяких повседневных случайных столкновениях и делать, может быть, какие-то свои выводы. Он, видимо, и наблюдал, и выводы свои какие-то сделал.

И звучит все это с его стороны на первый взгляд вроде бы как сочувственно - дескать, он понимает нечто, что ей движет в этой ситуации, и не воспринимает это лично на свой счет. Но у нее почему-то после этой истории остается в душе какое-то гаденькое чувство. Когда в декларируемом сочувствии и понимании отчетливо сквозит осуждение. Что-то из той же оперы, что и искрометный юмор про "обезьяну с гранатой" и прочее в том же духе.

И никто со стороны и не увидит, что, может быть, сам этот мужчина в своем не-одиночестве глух к своим детям, заставляя своего склонного к рисованию сына заниматься боксом, потому что "именно это пристало мужчине", или терпит свою жену в своем внутренне давно для него завершившемся браке, терпит по причине того, что "не будет мой ребенок жить с каким-то другим мужиком в доме".

Но, конечно, сам он чувствует себя более состоявшимся и "нормальным" в жизни, чем эта несчастная кричащая на него на парковке одинокая девушка. А девушка после разговора еще раз почувствует себя "какой-то не такой": "Боже, неужели все так заметно со стороны даже незнакомому, по сути, человеку?!".

Или вот,
зрелая и сложившаяся в жизни (социальной по меньшей мере уж точно) женщина делится за дружеским ужином своими мыслями насчет мужчин. Все это великое множество прекрасных мелочей, которые так приятно обсудить, вспоминая то или иное из прошлого.

В каком возрасте мужчина для нее мужчина, а не мальчик или уже едущий с ярмарки купец. Или как прекрасны мужские руки - жилистые, бугристые, с венами. Или чем лучше, чтобы пахло в доме, когда мужчина возвращается туда с работы - корицей там или пряностями - чтобы ему именно хотелось туда возвращаться, чтобы летел домой.

И среди всего прочего делится такой мыслью, что когда идет в ресторан или клуб с прямым желанием просто отдохнуть (а с косвенным - может, и встретить кого-то достойного, чем черт не шутит), ей важен не только сам мужчина, но и его компания. "Мужчина, пришедший в клуб в одиночестве, мне напоминает маньяка", - говорит она.

И неважно, что, если углубиться в тему, то еще далеко не все понятно, что ее пугает больше в этом мужчине - его реальная потенциальная опасность в связи с его одиноким ночным путешествием или, может, то, как в нем отражаются ее собственные потаенные страхи своего одиночества.

Важно, что произносит она это внешне очень уверенно и фундаментально. Настолько фундаментально, что какой-то чуть более склонный сомневаться в себе мужчина в этой компании втайне задумается, а не смешон ли он многим в своих попытках наладить все заново в середине жизни после тяжелого развода, который календарно закончился много лет назад, а внутренне, эмоционально - вот только-только. Задумается, скорее, о том, что с ним не так, а не что не так с ней, у которой, вообще-то, не очень понятно, чего больше в желаниях, - мужчины или приданого мужчины, его фасада, антуража, приложения к нему.

Или, например,
у кого-то в ночных посиделках всплывает вопрос. То ли к собеседнику, то ли больше к себе: "А вы никогда не задумывались, что с теми, кто до сих пор один, не в браке, условно говоря после тридцати, с ними что-то не так? Что если бы ты был действительно нормален, тебя бы уже разобрали".

И можно тут, конечно, приводить всякие доводы, как в том же Китае, к примеру, прямо сейчас живут миллионы и миллионы мужчин, которым попросту не суждено найти себе хоть какую-то пару в силу просто демографической статистики, к которой привела политика государства в области планирования семьи тридцатилетней давности, легче от этого не становится. Потому что хорошие убеждающие и побуждающие чужие примеры где-то ТАМ, а живем мы прямо здесь и сейчас. И трудности у каждого свои субъективно значимые, какие бы облегчающие и разумные сравнения ни приводились.

И это только малая часть жизненного опыта, которая описывает то беспрецедентное давление общества, с которым сталкивается одинокий человек.

Вроде бы, уже все лучше, чем каких-нибудь триста-четыреста лет назад. Рыжих женщин уже никто не призывает сжигать на кострах. Не практикуется массово традиция не привязываться эмоционально к маленьким детям, которые могут в любой момент сгинуть в волнах очередной эпидемии в условиях доантибиотиковой эры медицины. Но отношение к одинокости и одиночеству в обществе остается все таким же либо сочувствующим, больше ощущаемым как унизительное, либо враждебно саркастическим.

Все эти бесконечные фото в соцсетях на тему жизни "сильной и независимой женщины". Мужчине в этом плане проще в его одиночестве. Его либо в лучшем случае будут считать "большим молодцом" - это если он от близости будет сбегать в беспорядочные связи, - и втайне завидовать. Либо вообще не обращать никакого внимания, как на выпавшего из брачного рынка неликвидного персонажа. Ну, или как максимум посчитают гомосексуалистом, иногда нет-нет перешучиваясь за спиной. К женщине же у этого "суда людей неправых" требований гораздо больше, и звучат они гораздо более громко и открыто.

И получается, что одиночество трудно не только той неутоленной тоской по совместности, эмоциональной и физической близости и взаимной любви, но и стыдом человека, оставшегося без кавалера на балу. Как в вынесенном в эпиграф совершенно реальном, без правок, примере, взятом напрямую из глобальной сети. Примере, постулирующем, что ни в коем случае нельзя показывать другим, что вы отчаянно нуждаетесь в общении. Потому что нуждаться в общении вроде как стыдно.

Стыдно также приходить в клуб или ресторан с "ищущим" взглядом, стыдно приводить мужчину домой, "а у тебя там такой беспорядок, что ты за хозяйка, что он может о тебе подумать?", надо "чтобы пахло корицей и пряностями", уже упоминавшимися ранее.

Стыдно говорить с волнением в голосе, стыдно, что ты была/был несколько лет одна/один ( "что, никому не нужна/не нужен была/был, что ли?").

Стыдно, что одна, но, с другой стороны, тут же стыдно, что и с детьми.

Стыдно, что "до сих пор в таком возрасте", стыдно, что "уже столько раз к такому возрасту и все не...".

Любимая, все повторяемая цитата Эриха Фромма о том, что осталось два дракона, терзающих человечество, - общественное мнение и здравый смысл. Можно продолжать и продолжать цитировать головы первого дракона, и стыд будет становиться все более и более токсичным.

Задача же психотерапии, по сути, разрушить, осушить все эти торфяные болота из едкого гнилостного злобного осуждающего мха, из этих опилок из головы Винни-Пуха. Хотя, конечно, это кощунство - опилки в голове Винни-Пуха были не в пример более сострадательными, искренними и открытыми к подлинной близости и совместности.

Говоря более причесанным языком, задача терапии - ставить каждый пример этого "общественного мнения", коллективных "норм" под вопрос, сомневаться в каждой из них, разрушать сковывающие волю и спонтанность чувств обобщения. Потому что невозможно прожить жизнь с оглядкой только на внешние трафареты и чувствовать себя при этом действительно счастливым.

Как говорила пациентка из книги одного знаменитого советского психотерапевта: "У меня нет ни сознания, ни подсознания. Один только здравый смысл". Вот этот один только здравый смысл и есть самое страшное, что может приключиться в жизни, настоящий диктат.

Но только ли в нем дело?
Только ли в кривой общественной морали, только ли в предубеждениях и страхах из прошлого? Так много стыда по поводу одиночества, так легко вызывается стыд этим общественным осуждением, так задевают шутки и сарказм на эту тему. Как будто это осуждающее отношение общества очень удобно ложится на уже удобренную кем-то тщательным до этого почву, подходит, как ключ к замку.

Одинокий человек часто не доверяет себе или другим. И это недоверие может иметь гораздо более глубокие корни в его личной истории, чем просто столкновение с осуждением окружающих.

Когда кто-то важный, очень значимый в жизни делал или не делал что-то такое, после чего внутренне человек принял для себя решение не подпускать слишком близко уже никого. Какая-то безопасная дистанция, с которой не так больно, а лучше не больно совсем. И в какой степени безболезненней эта дистанция, в той же степени она и дальше. Такая, с которой попытки человека защитить себя другим уже видятся некой маской недоступности.

"Никто не должен подойти близко, чтобы не узнать, какой я слабый и зависимый" ощущаемое внутри, страх новой близости, неуверенность в том, что я достаточно хорош, чтобы вообще предъявить себя хоть кому-то по-настоящему открыто и искренне, - все эти внутренние переживания, которые побуждают человека держаться обособленно, слегка или в большей степени сторониться других, быть тихим в новой компании, быть закрытым и осторожным с теми, кто, может быть, изначально ему наиболее интересен.

Все это внешне для многих окружающих, к сожалению, выглядит как нечто: "Боже, какой/ая он/она высокомерный/ая!", "Сидит, молчит и оценивает всех нас свысока!", "Видимо, мы для него недостаточно хороши!".

В психотерапевтической группе очень часто становится хорошо видно то несметное количество собственных страхов, которые люди склонны навешивать на долго молчащего человека. И в результате того, как такой человек защищается от нового возможного стыда, унижения, новой боли, но и одновременно жаждет принятия и близости, он посылает другим некий предупредительный сигнал, из-за которого никто так лишний раз и не попытается приблизиться к нему. И вот он снова оказывается в одиночестве, убежденный, что все из-за того, что никто его не любит, что он и не достоин любви.

И более важный вопрос тогда заключается не в том, одинок я сейчас или нет. А в том, нравится ли мне моя жизнь. Конечно, очень мало среди нас людей, которые будто природой созданы для того, чтобы увлекательно для себя прожить всю свою жизнь без спутника. Больше гораздо тех, кто нуждается именно в совместности.

По сути, мы во многом и становимся тем, что нас делает людьми, именно в отношениях с другими. Но, чтобы до этих отношений дойти, чтобы к ним пробиться, некоторым из нас важно пройти, перешагнуть, пережить нечто важное в самих себе.

• То, что так остро реагирует на возможное неодобрение окружающих.
• То, что делает нас такими уязвимыми к возможному отвержению другими.
• То, как мы сами, по крайней мере, как какая-то часть внутри нас относится к самим себе.

В фильме "На обочине" ближе к финалу есть интересный в этом смысле диалог двух главных героев, мужчин, переживающих каждый по-своему кризис середины жизни, когда то, что виделось как важная цель, важное побуждение к жизни и ее смысл, постепенно теряет свою ценность, а новые смыслы, новые опоры еще не найдены, еще не обретены. И все это становится таким серьезным испытанием веры, что вообще что-то хорошее может еще получиться:

- Главное не сдаваться, слышишь? И всего добьешься!
- Прошла уже половина жизни, а мне нечего предъявить! Нечего!! Я будто отпечаток большого пальца на окне небоскреба! Словно пятно дерьма на куске туалетной бумаги, которую несет в море вместе с миллионами тонн сточных вод!
- Видишь?! Послушай себя! Как образно и красиво ты выразил свою мысль: "Словно пятно дерьма... которое несет в море...". Я никогда бы так не сказал.
- Да. Я бы тоже. По-моему, это Буковски.

Несмотря на попытки друга поддержать, подбодрить его, герой упорно продолжает держаться своего стыда, своей униженности, своей никчемности и ненужности этому миру.

И, конечно, эти чувства, прочно засевшие глубоко внутри, застарелые, соответствуют какому-то важному контексту его жизни. Какому-то времени, каким-то значимым для него отношениям, в которых они возникли и укрепились.

Входом из этих мучительных чувств к себе могли бы быть какие-то новые отношения. Какой-то новый опыт, который бы утешил, поддержал, позволил самого себя почувствовать совершенно другим. В каждых новых отношениях, с каждым новым значимым человеком и мы сами возникаем новыми, в чем-то другими.

Но трудность этой ситуации именно в том и состоит, что открыться этому новому опыту безумно страшно. Новый опыт, скорее всего, убедил бы в том, что все эти страхи повторения, все эти защиты от него были необоснованны, не нужно больше переносить свои прежние травмы на новых людей, не нужно прятаться в стыд и одиночество от каждого нового человека.

Но новое пугает именно возможностью повторения пережитого. Вся же соль этой ситуации в том, что именно жизнь в стыде, страхе и защите от травмы пережитого и становится его, этого пережитого, непосредственным повторением. Снова и снова. Одиночество и стыд, стыд и одиночество. Каждый раз заход на все новый и новый круг этого адского шапито.

А выход мог бы заключаться в риске. В риске двигаться навстречу желанному и страшному одновременно (таким оно чаще всего и бывает). В риске смотреть не только на свои светлые стороны, но и на тень, на то, какими мы, может быть, и не хотели бы ни сами себя видеть, ни, уж тем более, показывать другим. Такой риск, который позволил себе гадкий утенок из сказки, пойдя навстречу тем, кого он так долго желал и смертельно боялся:

Полечу-ка я к этим царственным птицам; они, наверное, убьют меня за мою дерзость, за то, что я, такой безобразный, осмелился приблизиться к ним, но пусть! Лучше быть убитым ими, чем сносить щипки уток и кур, толчки птичницы да терпеть холод и голод зимою!

А потом был рад, что перенес в жизни столько горя.
Чтобы лучше теперь уметь ценить свое вновь обретенное счастье.