Молодой женщине снится сон, как она идет мимо своего дома и пытается дозвониться по телефону мужу, а он не берет трубку. Ей на ум приходит привычная мысль, что она не нужна. Мысль пробуждает ужас, связанный с ощущением, что на том конце трубки никого нет, там пусто или же там кто-то чужой и незнакомый.

Следующая мысль: «Меня оставили, меня забыли». Женщина продолжает дозваниваться, нажимает на кнопку вызова, но телефон перестает работать. Ужас и бессилие нарастают. Женщина начинает метаться по темной улице, постепенно исчезает как субъект, способный принимать решения, и остается только одно единственное ощущение метания, пустоты и холода.

С этим состоянием женщина просыпается в холодном поту, ее начинает бить озноб, несмотря на то, что в квартире тепло.

При попытке обсудить сон с мужем, женщина получает традиционный ответ:
«У тебя во сне я всегда такой, ты плохо обо мне думаешь».

На мой взгляд, сон про отвержение.
Этот термин часто встречается при описании отвергающего поведения родителей, страха отвержения при эмоциональных и любовных зависимостях.

Со времен античности до наших дней тема отвержения является чуть ли не основным сюжетом, показывающим трансформацию личности отвергнутого, униженного и обесцененного существа, в человека, способного постоять за себя, отомстить или совершить героический поступок для других. Исследование семей бывших заключенных фашистских концентрационных лагерей в Германии показало, что в одной части этих семей появляются дети, воспринимающие пораженческую, жертвенную модель поведения, а в других семьях появляются борцы и герои.

Во время работы над этим текстом я обратил внимание на ситуацию в магазине, когда в ответ на доброжелательное предложение продавцом продукта с витрины, женщина-покупательница грубо заявила, что на прилавке всегда хранятся просроченные продукты.

Скорее всего, обвинение было незаслуженным, но реакция продавца была следующей:
она стала суетлива, начала путать продукты, которые просили покупатели, ошибаться в их количестве и цене. Она явно находилась в состоянии растерянности.

Когда очередь подошла ко мне, она продолжала путать количество, сами продукты, переспрашивать. В конце концов с гневом бросила мне, что она меня не слышит, я тихо говорю, путаю ее. Я напомнил ей, что за несколько человек до меня с ней грубо и несправедливо обошлись, что она растеряна и поэтому путается в своей реальности, в своих продуктах и действиях. На что она уже с криком набросилась на меня, заявила о том, что я ее путаю, что холодильник ей мешает слышать людей. Мы разошлись благополучно, но ее действия были заторможены.

Эта ситуация так же мне напомнила об отвержении и о том, как это незаметно происходит в жизни. Также я понял, что отвержение выходит за рамки клинических форм и является атрибутом повседневной жизни. Мне стало ясно, что покупательница не просто злилась на действия продавщицы, она отнеслась к ним презрительно, пренебрежительно, с отвращением и к продуктам, которые та предлагала, и к самому продавцу.

В современном толковом словаре отвергнуть означает:

1. не принять, отказать в принятии чего-либо;
2. исторгнуть из своей среды, сделать отверженным.

У Маслоу в его классификации потребностей есть ключевая потребность в принятии и любви. Он пишет, что через культуру или семью, например, запрещая иметь желания, потребности, действовать от себя, можно научить ребенка не быть собой, отказаться от себя, тем самым исказить его развитие, создать ощущение дефицита, связанного с возможностью обмениваться любовью, любить и быть любимым.

В результате прививается непринятие себя, сопровождаемое отвращением к себе. Формируется механизм, исключающий любовь к себе, который также исключает любовь к части мира (если я не люблю себя, то я не могу полюбить другого человека).

Феноменология переживания отвержения
напоминает феноменологию переживания стыда.

Как стыд является социальным чувством, так и отвергание, как действие, возможно в интеракциях людей, а состояние отвержения, как результат определенных интеракций, сопровождает человека с самого детства. Опыт этого переживания аккумулируется в определенных чертах характера, особенностях личности, ее ценностных ориентациях, глубинном отношении к себе, в поведенческих сценариях.

Страх отвержения выступает одним из основных мотивов в формировании уклоняющегося поведения, зависимых, нарциссических, пограничных расстройств и так далее.

Хроническое отвергание, как действие, является фактором развития тревожного состояния, которое маскирует страх отвержения, который в свою очередь маскирует потребность в принятии и любви, а неудовлетворение этой потребности ведет к срыву поведенческой адаптации.

Вспомнить всё

Я в своей практике много раз использовал слово отвержение и, по-видимому, забыл, как оно переживается. Тем более, что в последнее время эта тема звучала часто, поднималась на индивидуальных сессиях и в групповых обсуждениях.

Кроме того, я понял, что механизм отвержения среди прочих трудно переносимых состояний, типа стыда, чаще всего включен в феноменологию срывов адаптаций при психосоматике, в том числе при панических атаках, актуализации психохарактерологических расстройств, кратковременных психотических состояниях. Фрейд и Лакан считали отвержение себя, с разных позиций, основным механизмом развития психоза.

Из моего психиатрического опыта я знаю, что многие хорошие психиатры, гуманно относящиеся к свои пациентам, пробовали на себе сильнодействующие препараты, чтобы понять механизм действия и чтобы грамотно мотивировать на лечение своих пациентов.

Короче говоря, у меня возник интерес, и мне обязательно нужно было осознать, что такое отвержение, пережить его, не ограждаясь защитами, не уходя в какие-то предварительные формы реагирования, почувствовать, как оно есть и как с ним быть.

Во время одной из сессий клиент обратил внимание на то, что часто испытывает отвращение к себе. Я попросил усилить это состояние и попытался по возможности быть с ним в этом состоянии. Через какое-то время я почувствовал в себе не его отвращение, а свое собственное отвращение к себе.

Я предложил прервать сессию и присутствовать при моем эксперименте с отвержением, записывать за мной то, что я буду говорить. После получения согласия я стал медленно погружаться через отвращение и презрение к себе (в этом мне помогли воспоминания) в собственное состояние отвержения.

Специально представляю следующий кусочек текста с минимальным количеством правок.

Я чувствую озноб, сердце в груди колотится, волнение, тело не мое. Себя воспринимаю презираемым (давно так себя не чувствовал), не таким, какой я есть. Голова сама по себе, тело само по себе. Возник образ, что отвержение – это казнь, меня разрывают. Отчетливо ощущаю сужение внутреннего пространства, хочу плакать, переживаю глубокую печаль, бессилие. Вместе с появлением боли понимаю, что мне это чувство знакомо с детства. Что-то странное в животе. Трудно дышать, плечи напряжены, шея болит, ломота, боюсь того, что наплывает что-то глобальное и неотвратимое.

Так как нет ощущения времени внутри, кажется, что переживания сливаются, хотя понимаю, что проходит какое-то время, прежде чем я перестаю ощущать себя. Теряю ощущение, что где-то во мне локализована личность. Прошлое телесное воспоминание стирает мой актуальный опыт из памяти. Мутнеет в голове и перед глазами, картинка передо мной начинает расплываться. Нет сил злиться и гневаться. Только ощущение ничтожности, унижения, отвращения к самому себе. Я с трудом проговариваю переживание. Понимаю, что мне очень трудно говорить о чувствах, они слишком потаенные, если я о них буду говорить, то сорвусь в разговор о любви или нелюбви. Если я начну об этом говорить, то я обрету полное отвержение и какое-то скотское состояние.

Одновременно с этим появляется гнев и бунт, и это про жизнь и про возвращение, про невозможность говорить о любви. Если о чем-то и говорят двое, то о любви, даже если они не произносят это вслух. Это про беспредельную глубину, включенность, присутствие, про контакт и про что-то большее. А когда невозможно об этом говорить, тогда и возникают ощущения, которые гасят саму потребность в любви. Я ловлю что-то в себе, что мешает мне говорить о том, что есть на самом деле. Нелепо. Странно. Все, что в теле в этот момент происходит, это все гасит чувства, закрывает доступ к глубине отношений. Отвержение останавливает мои потребности, не дает мне почувствовать возможность моего права на любовь. Поскольку я не имею права любить, я чувствую свою ничтожность.

Это переживание закрывает доступ к настоящему, я не могу подойти и сказать «я тебя люблю». Оно обрекает меня на молчание, я не могу говорить о том, о чем хочу. Где-то внутри есть уверенность, что меня не дослушают, не увидят, не заметят. Улавливается стыд.

Я понимаю, что в этом состоянии легче уклоняться и не попадать в ситуацию отвержения, не быть в настоящем, и, может быть, страдать от молчания. Легко представляю себя страдающего от молчания, я привык молчать, разучился говорить (алекситимия).

Психическая боль, которая переживается физически, телесно – сигнал о невозможности существовать сейчас так, как мне хотелось бы. Тело как тюрьма, и невозможно выйти.

Я понимаю, каким образом запускается паника на этом фоне. Это про то, что мой жизненный опыт исчезает из жизни. От уходит из контакта вместе с моей жизнью. Я могу говорить о себе только симптомом.

Поскольку живой опыт моментально исчезает, и его невозможно отчетливо присоединить к предыдущему опыту, то есть собрать себя - улавливается ощущение пустоты внутри. Непонятно, где находится граница между внутренними процессами и внешней реальностью. Исчезает ощущение внутренней опоры, где можно устоять, опоры нет и устоять некому.

Я фантазирую, как размывается, фрагментируется, рассыпается мое персоналити, кусочки его исчезают где-то в глубине пустоты, все закрываются болью в груди, остальные ощущения остаются снаружи.

Паралич выбора, не могу выйти в соприкосновение с внешней реальностью, утрачивается субъект для прямой коммуникации, переживаю отвержение себя от внешней и внутренней реальности.

Откуда-то из глубины приходит идея, что где-то тут запускается привычные срывы адаптации:

• психосоматика (недоступно настоящее, я могу находиться внутри тела. То, что говорит тело – неистовый призыв, вой. Потребность «Услышь меня»!);
• нарциссизм (теряю эмоциональный контакт с настоящим, фантазии с унижением, обесцениванием, желанием наказать, отомстить, гнев);
• избегающее поведение (непереносимо – я ухожу);
• актуализация травматических переживаний - стратегии зависимости (я стараюсь захватить или прилепиться).

Становится ясно, что когда не о чем говорить в паре, воцаряется напряженное молчание – это уже про отвержение, которое лишает субъектности, т.е некому говорить.

Поэтому не говорится самое главное, исчезает контакт, отрицается ценностное отношение друг к другу. Очень остро осознаю ценность человеческого общения, другого человека, самой жизни.

Остро осознаю, что возвращение к нормальному состоянию невозможно без восстановления потока переживания, легализации желания близости и любви. Отвержение близко к смерти.

Ускользание – не могу найти внутри себя, где я, кто я. Туман и боль закрывает вход в убежище. Утрата опор, рассыпается опыт. Неоткуда идти усилию, возникает ощущение, что уходят слова, трудно подобрать, неимоверно трудно стягивать слова в предложения. Неимоверно усилие для того, чтобы не отпустить речь совсем и не замолчать.

Отношение к себе как к «плохому» - где-то на поверхности; при отвержении происходит гораздо более глубокое поражение: меня просто нет, я – никто, неустойчивы сами основы жизни.

Бессилие при отвержении так же имеет свою специфику. Это не просто нет сил на что-то, чтобы совершить какое-то действие, это бессилие жить.

Приходит понимание, что где-то должен быть предел переживанию, доверяясь саморегуляции, принимая то, что было как опыт: «да, это есть». Но что-то срабатывает не до конца, и нужен крючок, чтобы зацепиться, буквально чей-то взгляд, слово, жест, прикосновение.

Прямой вопрос, обращенный ко мне: «Ты видишь меня?», вызывает сомнения: «И да, и нет». Бессмысленно задавать вопросы про чувства. Они не восстанавливают связи.
«Нужен ли я тебе?» рождает судорожный ответ: «Да и нет».
«Что я могу сделать для тебя?» натыкается на: «А кто я?». Сердце начинает беспокоиться. Но это беспокойство не про жизнь. Это подтверждение того, что я умру. Безумие мрачно. Я остаюсь в клетке, несмотря на то, что дверь открыта; я не вижу этой двери. Это не про мой страх смерти, это про саму смерть.

Мороз по коже –это «ласковое покалывание кусочками льда» по сравнению с тем, какой внутренний холод можно ощущать при отвержении. Состояние, в котором Кай в замке Снежной Королевы беспрерывно пишет слово «Вечность» - про холод остановившегося сердца.

Представляется, что это переживание о нелюбви к самому себе, о нелюбви другого, но благодаря глубине этого переживания постигается совершенно другой смысл Любви.

Если сравнить содержание любви как противоположенность содержанию отвержения, то любовь – это про абсолютную жизнь, про свет и тепло, восторг, восхищение, про постижение глубинной сути жизни, озарение, про наполненность силой, окрыленность, связь со всем миром. Возможно, я смешиваю разные типы любви: божественную, агапе, человеческую, братскую, любовь мужчины и женщины, родительскую любовь – но это то, о чем страдает и тоскует душа.

Прекрасно понимаю, как могут утешать еда, алкоголь, наркотики, игра, самоповреждение, зависимость от отношений, секс, война, конкуренция, фанатизм, власть, деньги, работа, то, что на какое-то время закрывает от переживания отвержения и дает возможность забыться в удовольствии от себя. Но, к сожалению, это не дает абсолютной полноты, законченности, целостности. Даже любовь-зависимость не спасает, она просто прикрывает зияющую дыру потребности в любви. Так же и изолированная любовь к Богу помогает спрятаться от непереносимого дефицита любви через растворение в непостижимом абсолюте.

Ненаполненное существование пусто. Без пополнения источника любви к Другому, к Другим, не проснется любовь к себе, и, наоборот, без любви к себе не возникнет любовь к Другому. Только так преодолевается самоотвержение.

Эпилог

Наш эксперимент закончился благополучно, мы смогли получить это текст, обсудить его. Удивительно то, что возникающее во мне идентично отзывалось у клиента. Его осознавания были настолько же важны для меня, как и мои собственные. При последующих встречах клиент отметил, что у него вырос порог перенесения боли отвержения, что дало возможность отказаться от привычных защит, не терять себя в прямой коммуникации и помогать оставаться на этом же уровне своей супруге.