Я открываю двери своего кабинета, и в него проходят двое. Молодая женщина, и за ее спиной я вижу глаза девочки 6-ти лет, которые вопросительно смотрят на меня, а потом быстро скрываются за веками, а личико скрывается за мамой, впрочем, как и все тело буквально исчезает за спиной женщины.  

Быть в маминой тени, не мешать, просто быть рядом, не говорить, а шептать – только позже я пойму значение этого поведения для симптома девочки.

Девочка, назовем ее Дина (имена изменены в целях сохранения конфиденциальности, также упущены некоторые детали, чтобы не идентифицировать клиентов), семенит ножками за мамой. Они садятся – девочка чуть ближе ко мне, мама чуть дальше на диване.

Женщина пока еще ничего не сказала о себе и дочери, и я еще не задала вопроса, мы просто смотрим друг на друга в течение минуты. Но по глазам этой молодой мамы я поняла, как устала она или, возможно, болеет – под глазами темные круги, вид уставший, изможденный. Девочка же в летнем платьице, с распущенными волосами, светлое с выражением любопытства лицо. Она смотрит на меня и улыбается, я улыбаюсь им.

«Мы не знаем, что происходит. Логопед и невропатолог сказали, что нужна помощь психолога. Дина не говорит, а шепчет. И дома, и особенно в садике… Ее едва можно услышать. Мне сказали, и сама Дина говорит, что это не специально. Может быть, вы попробуете ее разговорить?» - начинает рассказывать мама.

Дина тем временем смотрит на меня, берет карандаш, начинает рисовать, затем встает, перебирает карандаши на столе и подходит очень близко ко мне, фактически касаясь меня своей рукой, хотя я сижу не так уж близко.

Поиск физического контакта, прикосновения у детей на первых встречах – для меня это является первым признаком недостатка тепла в отношениях с родителями как на эмоциональном, так и на физическом уровнях. Я отмечаю это только для себя.

На мои вопросы о семье женщина уверяет, что все хорошо… Она живет у свекрови, домохозяйка, не работает, ей приходится ухаживать и уделять внимание всем… кроме своей дочери (как выясняется в процессе разговора). Отсутствующий муж – папа Дины, который только ночует дома, фактически отсутствует как для жены, так и для дочери. В противоположность этому постоянно присутствующие гости, для которых приходится готовить, за ними нужно убирать… заботиться. Да, недавно женщина заболела, пока не знает, какой диагноз, вот сегодня ездили сдавать анализы.  

Пока женщина рассказывает, Дина рисует и слушает маму: «Ну и, конечно, не могу, не получается быть с Диной… обычно она играет в своей комнате сама, она послушная в этом смысле. Только вот этот шепот, я не понимаю, почему она шепчет. А так у нас все хорошо».

Мы с Диной остаемся одни, прошу маму подождать.

В кабинете молчание, Дина продолжает рисовать и поглядывать на меня.

- Что ты рисуешь, Дина? Кто это? – спрашиваю я, указывая на женские фигурки на листе.

- Это феи, они танцуют, - шепчет Дина и улыбается.

- Да? Наверное, они очень красиво танцуют!

И Дина в ответ на мои слова встает и начинает плавно двигаться по кабинету, она начинает танцевать… как маленькие феи на ее рисунке могут танцевать. Этот танец значит, что контакт между нами установлен, она может двигаться при мне и презентовать свою формирующуюся женскую идентичность. Она больше говорит движениями, глазами, чем словами.

И мы начинаем наш разговор о ней, о папе, о детском садике, об обидах на подружек, а, главное, о маме, которая вынуждена вести большое хозяйство и которая болеет. Дина это чувствует.

- Я играю сама, а мама обычно на кухне. У меня есть куклы. Я не хочу мешать маме.

- Наверное, и говоришь ты тихо, чтобы не помешать маме. Ты боишься за маму, не хочешь ее тревожить, поэтому говоришь шепотом, чтобы не мешать, а защитить ее, - объясняю я Дине значение ее симптома на понятном ей языке.

То есть перевожу бессознательный язык тела в символы вторичного процесса мышления, чтобы придать им значение, смысл, который со временем сможет быть переживаем на уровне чувств, и не будет необходимости «спускаться» на уровень тела.

Молчание… Дина только смотрит на меня, ничего не говоря и опустив глаза вниз. Я слышу ее «да».

Через несколько минут возвращается ее мама. Мы начинаем обсуждать дальнейший план нашей совместной работы. Но это происходит летом, перед моим летним отпуском. Неожиданно оказывается, что через день Дина с мамой уезжают к родственникам и не смогут прийти. Они будут в Алматы в то время, когда меня уже не будет. О моем летнем перерыве мама Дины знала из самого первого телефонного разговора.

Я киваю, хотя внутри понимаю абсурдность происходящего – ведь мама хочет помочь дочке, но при этом сразу же планирует отъезд. Но происходящее – не редкость в психологической работе с детьми. Как психолог-психоаналитик в Алматы я с этим сталкиваюсь не в первый раз.

Часто ребенок через свой симптом выражает бессознательную динамику всей семьи. Так на сознательном уровне родителям хочется помочь страдающему ребенку, но бессознательно (так уж мы устроены) семья боится изменений в ребенке, потому что это ставит под угрозу психическую стабильность всей семьи.

Что будет для мамы и папы Дины, если девочка сможет говорить громко и четко?
Ведь на бессознательном уровне это означает способность выражать себя и свое недовольство, отстаивать свою точку зрения.

Кажется, что в этой семье говорить открыто – опасно. Мама Дины также вынуждена сглатывать свои обиды на слишком строгую свекровь и отсутствующего мужа, она не шепчет, а просто молчит, болеет… Дине же выпало на долю шептать. Они ушли… позже и меня не было в городе. К сожалению, на этот момент я не знаю, смогла ли Дина заговорить в полный голос.