Беременность, роды, уход за ребенком нередко выбивают женщин из привычной рабочей ситуации.

С одной стороны, отпуск по беременности и уходу предоставляет возможность подумать о своей жизни, о себе, о будущем, посвятить себя целиком ребенку. Наблюдать и радоваться тому, как он растет, открывая каждый день что-то новое в нем и в себе, удивляясь и восхищаясь возможной глубине отношений, которые могут установиться между мамой и младенцем, увлекая мужа в свои отношения с ребенком, пробуждая в нем заботу, благодарность, ответственность за Чудо новой жизни.

С другой стороны, женщина в этот период может не находить себе места, чувствовать, что уходит время, что кто-то опережает в карьерном росте, и этот процесс не поддается контролю. Женщина предполагает, что ТАМ «настоящая жизнь», которая ей недоступна. В какие-то моменты может накатывать тоска и чувство пустоты, ощущение, что «я – никто», особенно если супруг с утра до вечера на работе.

Как вы понимаете, предыдущие абзацы поднимают тему отношений между младенцем и мамой, для которой работа является основой жизни. Но так ли все безобидно?

Работоголизм и депрессия - состояния идентичные, с той лишь разницей, что работоголик способен прикладывать усилие для того, чтобы быть целиком включенным в какой-то рабочий процесс.

Депрессивный же человек не способен на такое усилие, но если работоголик теряет связь с работой, он становится депрессивным. И тогда его навязчиво начинают одолевать мысли о своей ненужности, никчемности, бессмысленности жизни. Ничто не радует, мир воспринимается чужим, серым, унылым (то, что я вижу в себе, я вижу в мире), как будто я не живу, и в мире нет жизни.

Проиллюстрировать вышесказанное можно реальным клиническим эпизодом: воспоминанием уже взрослой женщины 30 лет об отношениях со своей мамой в детском возрасте.

«Моя мама очень любила свою работу и очень хотела ребенка. Она была руководителем среднего звена на производстве, и в соответствии со своей работой была мужественной, властной, доминирующей.

По рассказам мамы, когда я появилась на свет, она очень нервничала, не чувствовала безопасности из-за того, что не может содержать семью и «бездельничает», и думала, с кем меня можно оставить. Её беспокоило и то, что она экономически зависит от отца.

Позже она часто говорила, что для нее работа – это жизнь, и было немного странно: тогда я - кто? Она не позволяла себе проявления теплых чувств, которые притягивали бы к ней меня. Чаще я чувствовала холод и отчуждение, что я не нужна, что есть в жизни мамы что-то более важное, без чего она на самом деле не может жить.

Когда я пошла в детский сад, она часто уезжала в командировки, и для меня отрыв от нее был тягостен, казалось, что это длится вечность. Мама возвращалась, конечно, с подарочком, но я понимала, что ее радость и возбуждение совершенно не были связаны со мной. Она приезжала с Работы.

Это сейчас я понимаю все беспокойство и тоску мамы, что ей было трудно усидеть рядом со мной. Я поняла значение ее слов, что работа – это ее жизнь, что она не может быть по-настоящему мамой для меня без своей работы. По-женски, по-человечески она не могла со мной быть, потому что не умела.

Будучи уже взрослой, я разговаривала с ней по поводу того, что не могу устроиться на работу, которая меня бы устраивала. Мама вдруг начала рыдать и совершенно неожиданно для меня сквозь слезы сказала, что ее жизнь прожита совершенно бездарно, и она осталась совсем одна.

Я осознаю сейчас, что действительно в ее жизни было мало любви, тепла, человеческого принятия, внимания. Она все время стремилась соответствовать внешним стандартам, правилам, коллективам, с которыми связывала ее судьба. И главное жизненное усилие было направленно не на развитие отношений в семье, а на то, как удержаться ТАМ. Она хотела, чтобы близкие отношения развивались на работе. А в результате ее «нежитиё» с нами осложнило жизнь и мне и отцу.

Меня не покидало странное ощущение, как будто мы с отцом обязаны были поддерживать ее функциональную рабочую активность своими успехами, заботой, может быть, восхищением. Наверное, отсюда у меня отвращение ко всякой работе, которую надо выполнять формально, и точно такое же отвращение я испытываю к искусственным отношениям с людьми».

Некоторые женщины настолько привязаны к своей работе, что даже если она им не нравится, они ее выполняют, стремясь к совершенному результату. И вдруг такая женщина выпадает из привычного рабочего ритма и попадает в процессы, выстроенные интуитивным, беспорядочным образом (когда рождается ребенок). По идее, от этого тоже можно ожидать другой эмоциональности, любви, радости, но происходит другое.

Ребенок занимает какую-то вторую позицию по отношению к матери (госпожа - раб), становится объектом, который надо воспитывать, а для этого нужна требовательность, жесткость и совсем не обязательно - любовь.

Оставаясь с ребенком наедине, мама может чувствовать себя несовершенным существом, не способным к правильному воспитанию, не терпящим истерики и агрессию ребенка. Это вызывает ощущение измененной реальности, где она одна, нет поддержки, как будто бы существует в пустом мире, есть только усталость, и нет внутри того, откуда идет усилие жизни.

Эта пустотность – показатель того, что из жизни уходят субъектность, переживательность непосредственно происходящего, присутствие в данный момент в данном месте, в данной точке с данным младенцем. Противоположное слово – отсутствие. Наше сознание строится с помощью бинарных оппозиций: хорошо - плохо, холодно – горячо…

Присутствие – отсутствие, как модусы сознания, формируют восприятие происходящего, отношение к нему. Если я присутствую, то я увлечен, мне интересно, я испытываю радость, люблю. Это мощные стимулы для активации волевого усилия, потому что цель ясна, я движусь в направлении того, что люблю, что мне интересно.

В противоположенность этому - отсутствие, которое характеризуется размытостью восприятия: нет остроты переживания, не интересно, скучно, возникает оущение себя как недостаточно хорошего, осуждение за лень, нет движения, это как приостановка жизни.

Когда из жизни уходит субъектность, женщина начинает относиться к себе как к объекту, которому сложно любить, проявлять интерес, остается только воспринимать мир, тоже состоящий из объектов – тогда появляется зависть, потому что «у них что-то получается, у меня нет», «они получают признания, а я нет», «они работают, а я нет».

Временная утрата субъектности и потеря переживания жизни преодолеваются двумя способами:

1. возвращением на работу и восстановлением себя в роли функциональной единицы, постепенно превращаясь в объект управления, влияния и выполнения, получая принадлежность к системе и уже не мысля себя вне ее, направляя свою жизненность на решение рабочих задач и на рабочие отношения;
2. возвращеним своей субъекности, жизненности в близких отношениях и деффиренциация их от дистантных, рабочих отношений, направляя свою субъектность и силу любви в поле близких отношений с мужем и ребенком.

В сериале «Доктор Хаус» главного героя попросили посидеть с маленькой девочкой. Когда мать этой девочки пришла ее забирать, она увидела, что Доктор Хаус занимается с ребенком вырабатыванием «правильного условного рефлекса» при помощи кликера для собак.

Выход из объектности, небытия, отсутствия - в субъектность, бытие и присутствие не произойдет благодаря каким-то технологиям.

Жизнь изменится, если вглядеться в себя, своих близких, своего ребенка, прислушаться, почувствовать, что это маленькое существо способно совершить Чудо - подарить свою любовь, пробудить любовь мамы к нему и к самой себе.
А мама может подарить частичку этой любви своему мужу…