Так хочу ребенка и не могу забеременеть! –
как часто с этих слов начинается рассказ женщины в моем кабинете…

Бесплодие было клеймом и трагедией женщины во все времена. И это один из самых распространенных запросов на психотерапию. Если исключить случаи механического повреждения организма женщины (как, например, удаление матки) – то можно говорить о том, что бесплодие бывает психогенным и психосоматическим.

«Безусловно, психогенное бесплодие – это бесплодие, когда отсутствуют явные соматические причины, препятствующие наступлению беременности.»

С психоаналитической точки зрения чаще всего можно говорить о смещении в усвоении гендерной роли (у маскулинной женщины немного шансов забеременеть, тем более от феминного мужчины), о застревании в негативной позиции Эдипова комплекса (дочь не может беременеть от матери, мать – от дочери).

Психосоматическое бесплодие возникает в результате глубокого и длительного психосоматического напряжения, связанного с наличием психогенных страхов, вызванных особенностями представления о беременности и материнстве. Основой этих представлений становится собственный эмбриональный опыт, опыт беременности и родов матери, опыт младенчества и кормления грудью. То есть, отрицательный опыт детского и материнского объектов в психике женщины символизируется на уровне тела как заболевания, препятствующие наступлению беременности.

В современном мире количество бесплодных пар увеличивается, обращение супругов к ЭКО или суррогатному материнству происходит все чаще. Одной из причин происходящего видится мне эмоциональная перенасыщенность современного общества материнско-детскими связями.

Поясню свою мысль. Известно, что между матерью и ребенком существует сильная, основанная на физиологии, эмоциональная связь. Беременность – это период, когда мать и дитя функционируют как одно тело, и этот способ функционирования сохраняется после родов. Мать телом чувствует эмоции своего ребенка, ребенок легко «заражается» эмоциями матери.

Судя по всему, эмоциональная насыщенность переживаний пары мать-дитя находится на пределе переносимости, а то и за ним. В прежние времена между матерью и младенцем существовали своеобразные «прокладки», «запасные матери» - у аристократии были кормилицы, мамки, няньки, гувернантки. В народе малышей нянчили старшие сиблинги. Теплые, родные, близкие, понимающие, которые, однако, не входили в биологический резонанс с ребенком и «разряжали» эмоциональное поле между матерью и ребенком.

Помните, как Пушкин писал о своей няне, Арине Родионовне?

Я сам не рад болтливости своей,  
Но детских лет люблю воспоминанье. 
Ах! Умолчу ль о мамушке моей, 
О прелести таинственных ночей, 
Когда в чепце, в старинном одеянье, 
Она, духов молитвой уклоня, 
С усердием перекрестит меня.

В современном мире таких «заместителей» у матери нет. Вы спросите о воспитателях в яслях, детских садах? Но ведь мы с вами знаем, что это не о любви теплых нянюшкиных рук, заменяющих материнские. Это скорее про передержку…

Одновременно с этим детство становится все длиннее, детей в семьях все меньше, отцы все чаще отсутствуют в паре мать-дитя, а то и вообще в доме, в семье. А обиды и детская горечь по отношению к матери все множатся, ведь «достаточно хорошая мать» Винникотта – это практически недостижимый идеал для живой женщины, физически обуреваемой фрустрациями своего ребенка.

Дональд Винникотт:

Формирование объектных отношений происходит в процессе кормления, когда мать смотрит ребенку в глаза, он возбужден, чувствует запахи, тепло, он играет с соском – в его мире это масса впечатлений и основа для сновидений. Мать в эти моменты обычно тоже переживает ни с чем не сравнимые впечатления.

Продолжение формирования объектных отношений происходит, когда ребенок начинает проявлять естественную агрессивность (между 6 месяцами и 2 годами) — кусать грудь, вцепляться в лицо, в волосы, отталкивать – мать сохраняет спокойствие, у нее хватает сил не наказать, не отомстить ребенку, она «старается уцелеть». Это позволяет ребенку начать выделять мать, отличать ее от себя, это развивает возможность фантазировать, ведь в реальности ребенку не удается уничтожить мать; проявлять агрессию, оставаясь уязвимым, беспомощным, это позволяет ребенку любить свою мать за то, что она выжила, когда он уничтожал ее.

Наиболее замечательная особенность матери — ее готовность нести определенный ущерб от своего ребенка, переносить его ненависть, будучи не вправе отплатить тем же, и ее способность ждать наград, которые могут и не последовать. 

Человек не может сам себе делать хирургические операции, удалять зубы. Не может он делать ничего подобного и своему ребенку. Слишком больно…

Так может быть, бесплодие, ЭКО, суррогатное материнство, приемные дети – все это попытка современной женщины ослабить, остудить раскаленные оковы материнства? И тогда успех психоаналитическое психотерапии бесплодия основан на роли кормилицы, которую фактически выполняет аналитик в терапевтической паре с пациентом, моделируя в переносе детско-родительские отношения, не отягощенные биологической связью.