Тварь я дрожащая,
или право имею?
Ф.М. Достоевский

- Тепло ли тебе, девица?
Тепло ли тебе, красная?
Она чуть дух переводит:
- Тепло, Морозушко,
тепло, батюшка.
Сказка «Морозко».

Маленький Человек появился на свет… Очень важно, как примут его здесь.

Его витальная потребность в принятии обращена к ближайшему окружению – в первую очередь к родителям. И от того, насколько они готовы откликнуться и удовлетворить эту потребность Маленького Человека, во многом будет зависеть его будущая жизнь.

- Имею ли я право быть собой? – вот как звучит потребность ребенка в принятии. И далеко не все родители могут в полной мере обеспечить удовлетворение этой потребности.

На мой взгляд, можно выделить 3 уровня принятия детей родителями. Обозначу их в виде метафоры. Каждому уровню будет соответствовать определенный тип идентичности.

Остановлюсь на них подробнее:

Ты не имеешь права быть… 
(Уровень витальной идентичности). 
В данном случае озвученная выше потребность – Имею ли я право быть собой? – останавливается на уровне «Имею ли я право быть?». 

Здесь мы имеем дело с опасной для жизни средой, отвергающей право на существование Маленького Человека. В жизни такая ситуация возникает, если ребенок является сиротой либо живет при родном родителе, который является психологически слабым в этой системе, не имеет веса.

Можно представить такую ситуацию, когда у обоих родителей слабая витальная идентичность. Социально трусливые. Обычно они вооружают своих детей следующими посланиями-интроектами: «Не высовывайся», «Терпи, и это вознаградится» и т.п.

Ты имеешь право быть, если…
(Уровень социальной идентичности или если-идентичности).
Мы примем тебя, если ты будешь таким, как мы хотим. Ты нам нужен для каких-то наших целей. Здесь мы имеем дело с неподдерживающей Я-идентичность оценивающей средой.

«Ты имеешь право быть» – таково отличие послания этого уровня от предыдущего. Это, безусловно, дает больше возможностей для маленького Человека, но вводит целый ряд условий его существования. Если хорошо знать эти условия и приспособиться к ним, то можно как-то адаптироваться к среде, даже создать хорошую социальную идентичность и быть социально успешным.

Однако хорошая социальная идентичность не перекрывает витальную. Ты имеешь право быть, но чтобы тебя принимали и любили, тебе нужно отказаться от себя. Примером здесь могут быть нарциссически организованные личности.

Нарциссы активно наращивают социальную идентичность. Но как бы ни старался нарцисс, каких бы социальных высот он ни достиг, его идентичность так и остается «если-идентичностью» – в нем глубоко живет безусловно недолюбленный ребенок, упорно и безуспешно  пытающийся получить признание в надежде, что это утолит его голод в принятии и любви.

Нарцисс не в состоянии опираться на себя, он всегда остается зависимым от мнения, оценки Другого, так как Другой определяет качество его само-чувствия, само-ощущения, само-бытия.  Как метафорично выразился один из моих коллег – «Мясо наросло поверх хрупкого скелета».

Несколько слов об отличии клиентов с проблемной витальной идентичностью от нарциссов. Нарциссы заменяют принятие признанием, всячески гоняются за ним - а для клиентов с провальной витальной идентичностью жизненно важно выживание.

Нарцисс верит, что нужно что-то делать, появляться, проявляться, и тебя заметят, оценят, полюбят -  клиенты же с провальной витальной идентичностью убеждены: любое появление-проявление небезопасно для жизни.

В обоих случаях Другой необходим, но для нарцисса необходимо очаровать Другого, чтобы заслужить его восхищение (а для этого – не разгневать). Ведущим чувством в контакте здесь является страх, и результатом становится психическое замораживание.

Ты такой, какой ты есть, и это здорово!
(Уровень индивидуальной идентичности). 
Редко встречающийся в нашем нарциссически организованном обществе тип идентичности. Представители данного типа идентичности способны к высокой степени само-принятия, само-поддержки, само-оценки.

Как известно, Эго-функции являются производными от отношений. Вышеназванные функции эго – самоподдержка, самопринятие, самооценка – являются результатом хорошей внешней поддержки, принятия, оценки. И изначальное послание окружающей среды Ты такой, какой ты есть, и это здорово! – трансформируется со временем в  –  Я такой, какой я есть, и это здорово!

Тип идентичности является производным от выделенных уровней привязанности и характеризует качество жизни человека и качество его контактов с Миром, Другими, самим собой.

В данной статье речь пойдет об уровне витальной идентичности. Этот уровень является базовым для формирования двух последующих, которые надстраиваются над ним. Фиксация человека на этом уровне приводит к серьезным психологическим проблемам. По сути, здесь мы имеем дело с вариантом психологической смерти в рамках жизни физической.

В качестве иллюстрации клиента с проблемной витальной идентичностью я буду использовать образ падчерицы из русской народной сказки «Морозко». Содержание сказки хорошо передает качества среды, в которой росла дедова дочка – обесценивающая, отвергающая.

Все знают, как за мачехой жить: перевернешься - бита и недовернешься - бита. А родная дочь что ни сделает - за все гладят по головке: умница.
Падчерица и скотину поила-кормила, дрова и воду в избу носила, печь топила, избу мела - еще до свету... Ничем старухе не угодишь - все не так, все худо. Ветер хоть пошумит, да затихнет, а старая баба расходится - не скоро уймется.

Мачеха в этой семейной системе является доминантным членом, ей принадлежит вся власть в этой системе, все ее желания – закон для остальных.

Вот мачеха и придумала падчерицу со свету сжить.
- Вези, вези ее, старик, - говорит мужу, - куда хочешь, чтобы мои глаза ее не видали! Вези ее в лес, на трескучий мороз.

Сказочное «со свету сжить» в реальности является метафорой и буквально означает следующее послание – «Ты не имеешь права быть!».

Родной же отец в этой системе является слабым, не имеющим никакой власти, и на него нет возможности опереться ребенку. Он хоть и является принимающей фигурой в сказке как родной отец,  но не может дать ребенку функцию опоры, так как у него самого провальная витальная идентичность. Он не имеет права на то, чтобы быть собой, заявлять о своих желаниях. Подтверждение тому  –  его реакция на указания жены.

Старик затужил, заплакал, однако делать нечего, бабы не переспоришь. Запряг лошадь:
- Садись, мила дочь, в сани.
Повез бездомную в лес, свалил в сугроб под большую ель и уехал.

Оставшись одна в зимнем лесу, девушка встречается с еще одним персонажем сказки  – Морозко. В содержании ее разговора с ним в полной мере проявляется ее абсолютная нечувствительность к себе, невозможность заявить о себе. Морозко как будто пытается обнаружить ту грань, за которой есть  жизнь, но тщетно – она глубоко скрыта за толстым слоем льда.

Девушка сидит под елью, дрожит, озноб ее пробирает. Вдруг слышит - невдалеке Морозко по елкам потрескивает, с елки на елку поскакивает, пощелкивает. Очутился на той ели, под которой девица сидит, и сверху ее спрашивает:
- Тепло ли тебе, девица?
Она чуть дух переводит:
- Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.
Морозко стал ниже спускаться, сильнее потрескивает, пощелкивает:
- Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
Она чуть дух переводит:
- Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.
Морозко еще ниже спустился, пуще затрещал, сильнее защелкал:
- Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Тепло ли тебе, лапушка?
Девица окостеневать стала, чуть-чуть языком шевелит:
- Ой, тепло, голубчик Морозушко!

В картине мира девушки глубоко сидит убеждение, что физическое выживание в этом мире возможно лишь путем отказа от своего Я, своих желаний, потребностей, чувств. Такое убеждение является результатом всей ее прежней жизни. И данная ситуация в очередной раз подтверждает, укрепляет ее в правильности этого убеждения. Более того, она не только физически выживает благодаря своей стратегии, но и оказывается щедро вознаграждена.

Поехал старик в лес, доезжает до того места, где под большою елью сидит его дочь, веселая, румяная, в собольей шубе, вся в золоте-серебре, а около - короб с богатыми подарками.

Совершенно иное поведение демонстрирует старухина дочка. Ее реакции на ситуацию адекватны этой ситуации. Она являет собой пример аутентичного человека, адекватного как внешней реальности, так и внутренней.

Старухина дочь сидит, зубами стучит. А Морозко по лесу потрескивает, с елки на елку поскакивает, пощелкивает, на старухину дочь поглядывает:
- Тепло ли тебе, девица?
А она ему:
- Ой, студено! Не скрипи, не трещи, Морозко...
Морозко стал ниже спускаться, пуще потрескивать, пощелкивать:
- Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
- Ой, руки, ноги отмерзли! Уйди, Морозко...
Еще ниже спустился Морозко, сильнее приударил, затрещал, защелкал:
- Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
- Ой, совсем застудил! Сгинь, пропади, проклятый Морозко!

Она честна с собой и с Морозко, в отличие от предыдущей девушки, но парадоксальным образом ее правдивость срабатывает против нее. Оказывается, что быть аутентичной социально невыгодно и даже опасно.

На этом примере очень  ярко прослеживаются социальные мотивы сказок.  Сказка выполняет социальный заказ, и в большинстве сказок прослеживаются  яркие анти-индивидуальные послания. Социальное послание сказок в том, что общественное важнее, чем индивидуальное.  Так система заботится о себе, воссоздавая послушных, удобных для себя членов.

Рассердился Морозко да так хватил, что старухина дочь окостенела.

В образе Морозко персонифицируется социальное послание и страхи за непослушание. Чтобы быть принятым в обществе, необходимо отказаться от себя.

Психологический портрет клиента с проблемной витальной идентичностью:

• нечувствительность к себе;
• сверхтерпимость, доходящая до уровня мазохизма;
• социальная робость;
• доброта, доходящая до степени святости;
• невозможность заботиться о себе, часто замещаемая заботой о другом;
• неспособность заявить о своем мнении;
• ожидание от других, что они заметят его непритязательность и оценят по достоинству.

Ведущей чертой таких клиентов является повышенная значимость Другого, доходящая до отказа от собственного Я в пользу Другого, в основе которой лежит страх перед другим.

В моей практике такие клиенты чаще всего обращались с проблемой со-зависимости в отношениях.

Вернемся к нашей сказке. Конец этой сказки, как, впрочем, и большинства других, – это всего лишь конец Сказки, но не конец жизни.

Мы оставляем нашу героиню в момент ее вознаграждения за ее терпимость и жертвенность.

Старикову дочь в злате, в серебре везут…

Но если не ставить здесь точку и задаться прогнозом относительно ее дальнейшей жизни, то вряд ли он будет позитивным. Как она сможет распоряжаться тем богатством, что таким  неожиданным образом буквально свалилось на нее? Ведь героиня не только не изменилась в результате этого сказочного события, но и еще больше утвердилась в своей картине мира, где ее Я и его проявлениям нет места.