Когда-то один клиент поделился интересным и значимым для него воспоминанием.

В пору его детства по телевидению шло множество передач на злободневную на тот момент тему - тему возможной ядерной войны. Видимо, угроза была действительно вполне реальна, по ту сторону океана вообще множество подрядчиков брали в бесперебойном режиме заказы на строительство частных бомбоубежищ семейного пользования.

Ну, а у нас шли эти передачи. В них довольно убедительно и детально описывались всевозможные последствия применения этого оружия, возможные способы защиты, поведения в такой критической ситуации. Описывалась также выдвинутая и разработанная в то время теория "ядерной зимы" со всеми ее жуткими апокалиптическими подробностями.

И он, будучи еще даже не подростком, а маленьким мальчиком, смотрел все это и не мог оторваться. Страшно было до дрожи, на душе было чувство безысходности, стоило только представить себе все это в реальности.

И каждый раз у него был один важный поручень, за который он внутренне хватался в поисках какой-то опоры. Он смотрел на диктора, который с экрана телевизора рассказывал все это. И видел, что тот, хоть и рассказывает о таких страшных вещах, сам остается достаточно спокойным. А в конце передачи еще и улыбается, прощаясь со зрителями.

И вот это спокойствие диктора, взрослого человека, его уверенность, давали мальчику какую-то надежду, что все в итоге сложится благополучно - этот-то взрослый серьезный человек не нервничает и не боится.

Этот образ запал, засел в памяти как олицетворение того, как человек в пугающей, непонятной и неопределенной, но значимой для себя ситуации, ища какой-то поддержки, стабильности, твердой почвы под ногами, чтобы сформировать какое-то определенное отношение к этой ситуации, оглядывается на кого-то еще. Кого-то, кто видится ему более уверенным, более стабильным, более взрослым, может быть, чем он сам.

И от этого даже есть какая-то польза. Можно очень быстро сориентироваться, как себя вести, как относиться, что чувствовать. Меньше неопределенности, больше понимания. И, как следствие, спокойствие на душе.

Только вот есть одна незадача. Чьих-то мнений, на которые можно было бы оглянуться, с которыми можно было бы себя как-то соотнести, в мире существует великое множество. И некоторые из этих мнений  такие, что... Скажем так, носители этих мнений, кажется иногда, живут с неким постоянным ощущением тотальности собственной правоты.

Есть такое поздне-советское кино "Серые волки". Такая хроника подковерной борьбы времен перехода хрущевской эпохи в брежневскую. И там одна сцена - Хрущев рассказывает своему сыну о том, как его воспитывал отец. И цитирует своего отца, его жизненное назидание: "Запомни, сынок. На свете есть только два мнения: одно мое, а другое глупое!".

И, с одной стороны, это звучит так грозно, безапелляционно, директивно, не терпит возражений.  А с другой, если принять такое правило игры, то снимается сразу множество вопросов - всегда можно обратиться с некому авторитетному источнику, свериться с ним, может быть, даже сравнить себя с ним, заслужить какую-то оценку, похвалу.

И когда всегда есть такой авторитетный источник мнений, суждений, правил, еще много чего вовне, все меньше хочется обращаться к чему-то внутри себя, искать какие-то ответы, формировать какое-то мнение о других, о себе. Вчувствоваться в себя, прислушиваться к себе, опираться на что-то внутреннее в себе становится все более непривычным. Привычнее оглядываться на других.

У человека, занимающегося вокалом, обнаруживается серьезная трудность. Все репетиции для него проходят блестяще. Он раскован, импровизирует, хорошо двигается, четко попадает во все ноты. Но стоит только ему попасть на какое-то, пусть даже не самое значимое соревнование, конкурс, прослушивание, как вокалист сразу становится зажат, много фальшивит, да и вообще чувствует себя не в своей тарелке.

И чем больше углубляемся в эту тему, тем яснее становится разница, когда на прослушивании есть значимые для него другие. Которые смотрят, слушают, оценивают, выносят вердикты. И вот он уже не принадлежит себе, даже почти не чувствует своего тела, а нацелен на отслеживание реакций этих значимых других, сидящих в зале.

Как посмотрят, как переглянутся между собой, что подумают о нем. И еще великое множество эти деталей, которые вызывают все больше и больше тревоги. И чем больше он старается оправдать предполагаемые ожидания этих других, оглядываясь на них, тем более тревожным становится, и тем меньше у него получается желаемое.

Или женщина, которая тщательно работает в своей жизни над созданием образа хорошей жены, хорошей соседки, хорошей подруги, хорошей сослуживицы. Для нее мучительно болезненна мысль, что кто-то о ней может плохо подумать, что кого-то она может расстроить.

И она изо всех сил старается этих других радовать. Вести с подругами разговоры, которые ей, в общем-то, совершенно не интересны, ибо иначе они могут счесть ее неприветливой. Приглашать в гости людей, с которыми мало что общего, но это так важно для поддержания каких-то полезных отношений и связей.

И постоянно чувствовать себя неудовлетворенной всем этим, потому что всегда есть кто-то, с кем можно себя сравнить, кто-то, кто более приветлив, более общителен, у кого больше связей и полезных контактов. И, может быть, даже иногда чувствовать, что себя самой как будто уже и нет. Как будто забылось, какая я, постоянно играя роль для других.

Но, оглядываясь на других, невозможно себя с ними не сравнивать. А сравнение - это такая штука... Кто-то хорошо сказал:

Хочешь испортить себе жизнь, сравни ее с идеальной.

И сравнение всегда побеждает, потому что когда смотришь на этого идеального другого, всегда видишь только ту его сторону, которой он к тебе в этот момент повернулся. И всегда закрадывается мысль: "Если он с этой стороны так прекрасен, уж остальные-то стороны явно не хуже, а, скорее всего, и лучше гораздо!".

Оглядываясь на других, внешнее всегда ставится выше внутреннего. До такой степени, что в какой-то момент этого внутреннего может и не стать почти. Так редко к нему обращаются. До такой степени, что даже ощущение себя, самооценка, то, кем человек себя считает, ощущает, может зависеть от того, как его видят, оценивают эти значимые другие. Как он себя ведет, какого он ранга, какая у нее длина ног или ресниц, на какой машине подъехал, в каком районе города живет, и вообще, приехал из города или еще недавно сельский житель, с кем дружит, кто дружит с ним, умный/дурак, красавица/дурнушка.

Бесчисленное количество этих внешних критериев, в которых можно потерять себя просто на раз! Стоит только отдать себя им во власть. Стоит только начать на них оглядываться, даже озираться. И тогда меня уже и не существует вовсе. Есть только то, каким я кажусь.

Но в процессе углубления во все эти жизненные трудности, в процессе поиска связей, соответствий, где и как еще это происходило в жизни, вдруг да и промелькнет что-то важное, что заставит задуматься и даже оторопеть, опешить.

И поиск этот не подобен археологическому упрямому копанию или детективному расследованию, когда все зациклено на обязательном отыскивании причин. Вроде как непременно должна быть причина. Чаще всего одна и единственно верная. Ее отыскивает психотерапевт и с гордостью сообщает своему пациенту.

Нет. Поиск этот творится почти сам собой. Когда вдруг за спинами множества этих значимых других, сидящих в зале прослушивания, всплывет невзначай какая-нибудь грозная фигура и изречет что-то вроде: "В нашей семье дети должны вести себя вот так!"...

И это что-то напомнит и прояснит одновременно, как когда ищешь выключатель в темной комнате, и включается свет. Свет горит, все видно ясно, и не нужно больше ничего дополнительного делать.

Или когда в этом вечном поиске одобрения и любви от всех сослуживцев, начальников, соседей и прочих многих значимых других, на которых постоянно оглядываешься, вдруг встанет в этом длинном ряду еще кто-то. Более конкретный, значимый, близкий, от которого тоже так этой любви хотелось...

И когда понимаешь, что, в детстве так мечтал стать взрослым, глядя на каких-то значимых и ценных для себя Взрослых почти что со священным трепетом. Мечтал и думал: вот стану, как они - те, которые все могут. И тоже все смогу.

А потом посыпаешься однажды утром или задумаешься в свободную минуту вечером. Или даже посреди ночи. И внезапно обнаруживаешь, что ты и есть тот самый взрослый, о котором так долго мечтал. Но можешь ты далеко не все. Потому что непонятного в жизни, неопределенности, непредсказуемости стало не меньше. А ответственности и ощущения, что от тебя только зависит, что выбирать, что делать, куда идти, что чувствовать, как относиться и прочее многое - этого ощущения стало гораздо больше.

И от этого тревожно так. Так, что иногда хочется сбежать. Ну, просто взять и снова оглянуться на кого-то, сравнить себя с кем-то, положиться на кого-то. И дел-то! И снова потерять себя.

Или пойти сквозь эту тревогу, начать жить с этой неопределенностью и непредсказуемостью жизни. Позволить себе стать таким не идеальным и всемогущим взрослым. А где-то и растерянным, и непонимающим, и сконфуженным, но и открывающим, и находящим тропинки, и решающимся на что-то, ошибающимся и пробующим снова, и счастливым даже иногда. И обрести себя.